Часть 3 - Гималайское паломничество. Глава 5

00:03:10 Наступил сезон муссонных дождей. Клубящиеся облака, раскрашенные в цвета фиолетовый, индиго и темно-синий, периодически освещались вспышками молний. Басовые раскаты грома гулко разносились по небу. Хотя путешествовать в сезон муссонных ливней было тяжело, я, вдыхая сырой теплый воздух, был в восторге. Приближался июль, и я размышлял, куда обратиться по поводу очередного продления своей визы. Прошел слух, что индийскую визу легко получить в Непале. Полагая, что до Непала не так уж далеко, я решил попытать счастья.

00:04:07 Во время своего путешествия на северо-восток, в сторону Непала, я попал в Патну в штате Бихар. Шумный городе с необъятными зернохранилищами, учебными заведениями и многочисленными политическими учреждениями. Я бесцельно побродил у реки Ганги и улегся спать на её берегу, близ водохранилища, где Мать-Ганга растекалась широко, словно море. Наутро я был разбужен лучами восходящего солнца и звуками песнопений множества людей, собирающихся совершить омовение. Я лежал на берегу, захваченный красочным калоритом происходящего, когда неожиданно ощутил чье-то присутствие рядом.

00:05:02 Надо мной возвышался какой-то удивительный человек с длинными белыми волосами и бородой. Словно я оказался лицом к лицу с классическим святым мудрецом, хранящим древние знания. На его лбу были начертаны трех вертикальных линии, называемые тилаком: две белые по бокам, а средняя – красного цвета. На вид ему было за семьдесят, по-английски он не разговоривал, но, сложив вместе руки и склонившись в приветственном поклоне, знаками пригласил меня следовать за ним храм на берегу реки.

00:05:50 Храм из серого камня был не больше просторной хижины и выглядел очень старым. Фасадом он выходил на реку, и, когда мы вошли внутрь, я увидал человека лет восьмидесяти, сидящего перед алтарем и повторяющего мантры. Он поприветствовал меня на беглом английском: «Меня зовут Нараян Прасад, я родом из Патны». Он принялся рассказывать мне историю своей жизни: «Сейчас, когда мои дети уже выросли, я ушел в отставку с правительственной службы и каждый день прихожу сюда служить своему гуру». Взяв меня за руку, он подвел меня к тому самому святому человеку, обнаружившему меня утром на прибрежной полосе: «Это — мой гуру, Рам-севака Свами, он — великий бхакти-йог». К тому моменту мне уже было известно, что «бхакти» означает «любовную преданность», но я и понятия не имел о глубинном смысле или истинном значении этой традиции.

00:07:04 Свами пригласил меня оставаться в его храме сколько мне заблагорассудится. Он был первым садху, следовавшим путем бхакти, у которого я остановился. Словно любящий отец, он внимательно заботился обо мне. Нежная улыбка озаряла его старческое лицо каждый раз, когда он смотрел на меня. Не смотря на то, что он был старше меня раза в четыре, он готовил для меня пищу собственными руками. Позже, когда я заболел, он делал мне травяные снадобья. Это был настоящий высокочтимый свами, а я — всего лишь незначительная потерянная душа, дитя Запада, старающаяся отыскать свой путь.

00:07:55 Меня очень тронула преданность Рам-севаки Свами. Именно от него я узнал многое о том, как ведет себя настоящий искренний святой. Простота и преданность постоянно изливались из его сердца, чем бы он ни занимался. Каждое утро он проводил в одиночестве несколько часов, читая имена Господа Рамы на своих деревянных четках и с большим чувством ежедневно поклонялся алтарю.

00:08:31 Однажды он объяснил мне значение своего имени: «Рам-севака означает „тот, кто служит Господу Раме“, а самое большое служение Раме — помогать другим узнать и полюбить Его». Он пригладил свою мягкую белую бороду и продолжал с ещё большим чувством: «Я в долгу перед тобой за то, что ты позволяешь мне помогать тебе». Услыхав такие слова, даже Нараян Прасад приисполнился чувствами и долго старался овладеть собой, чтобы перевести мне все это. Что же касается меня, то до меня только-только начинал доходить смысл истинной преданности.

00:09:29 По ночам, когда все мы спали на неровном каменном полу храма, рой кровожадных москитов совершенно измучил меня. Было ощущение, словно меня съедали заживо. Их жужжание ввинчивалось мне в уши. Замолкнув, они тут же вонзались в мою плоть и сосали кровь. Спать было просто невозможно. Совершенно измученный, я посмотрел на Рам-севаку Свами и одного приезжего садху. Не смотря на то, что мосткиты роились вокруг них и наливались высосанной кровью, те продолжали безмятежно спать, спокойно лежа на камнях. Эти двое садху абсолютно не обращали внимания на телесные страдания. Я стал молиться Богу, чтобы и я когда-нибудь смог стать таким же отрешенным.

00:10:49 Как-то вечером приезжий садху предложил приготовить для нас пищу. Он вернулся из города, где просил подаяние, и, присев на корточках на полу, развел костер из сухих коровьих лепешек, чтобы вскипятить воду в глиняном горшке. Он готовил кичри — блюдо из риса, гороха мунга и нескольких картофелин. Садху был смуглым, со спутанными волосами и бородой, одетый в одну только выцветшую добела набедренную повязку. Закончив готовить, он сначала предложил пищу на алтаре, а потом позвал нас.

00:11:35 Я сел на полу в одном ряду с Рама-севакой Свами и ещё тремя другими садху. Пока наш повар раскладывал половником кичри по тарелкам, мы пели песни, прославлявшие Господа Раму, подготавливаясь к приему пищи. Ели мы руками с тарелок из листьев. Отведав первый кусочек, я почувствовал, как мне обожгло рот. Ощущение было такое, словно повар добавил в блюдо из жгучего перца чили немного риса. Я начал обильно потеть, из носа потекло, слезы полились из глаз. Казалось, что оставшаяся в моих ушах сера начала плавиться. Я был в отчаянии, поскольку, согласно обычаю, садху должен доедать всё, что положенно на тарелку.

00:12:36 В тот момент единственной целью всей моей жизни стало каким-то образом доесть то, что было на тарелке. Истязание было столь мучительным, что я начал неудержимо икать. В ужасных страданиях я глотал кусок за куском это обжигающее блюдо. Все же остальные с наслаждением ели, даже не замечая моих страданий.

00:13:05 Как только мне удалось пропихнуть в себя последнюю порцию с моей тарелки и я надеялся на облегчение, наш щедрый повар принялся раздавать добавку по второму кругу. Я накрыл свою тарелку обеими руками: «Пуран, пуран — я наелся, больше не надо». Он улыбался, держа полный до краев половник с добавкой зависшим над моей тарелкой: «Тора, тора — чуть-чуть, ещё немного». Я чувствовал, словно предстал перед воплощением собственной смерти, умоляя дать мне пожить еще. «Пуран, пуран», — я руками закрывал тарелку. «Тора, тора. Тора, тора». С милейшей улыбкой он произвел своё судьбоносное действо – выгрузил содержимое половника на мою тарелку.

00:14:03 Едва не потеряв сознание, я кое-как добил эту огненную еду и с облегчением перевел дыхание. И тут я увидел, как он возвращается, заходя на третий круг. Я понял, что ещё одна тарелка будет для меня последней. Мне хотелось сбежать, но я не мог себе этого позволить. По этикету, принятому среди садху, никому нельзя вставать, прежде чем все остальные не закончат есть. Повар глубоко опустил половник в горшок и до краев наполнил его тем, что было похоже на полновесный половник перца чили.

00:14:46 Еще с той поры, когда я был маленьким, я всегда чувствовал себя ужасно нехорошо, если мне случалось огорчать других. А наш повар так искренне старался угодить нам, что у меня язык не повернулся признаться ему в муках, которые вызывала у меня приготовленная им еда. Мой пульс бешено скакал. Что делать? Я торопливо поднял свою тарелку из листа и скомкал её в руках. Он улыбнулся и перешел к следующему садху. В изумлении я наблюдал, как все остальные с наслаждением поглощали порцию за порцией. Повар, кивнув на меня, похвастался: «Ему так нравится что я приготовил, что он плачет от благодарности». Я выдавил из себя улыбку и согласно поддакнул, как раз, в этот самый момент размышляя о философии бескорыстного служения, которая занимала большую часть времени жизни этих людей.

00:16:01 Да, я плачу. И вполне возможно, именно из-за благодарности, как он считает. Удовлетворить других бывает порой нелегко, но я хочу это делать, и это желание — часть моей самой глубинной природы. Чтобы удовлетворить этого садху, потребовалась не такая уж великая цена - вытерпеть жгучую боль острой пищи. Той ночью москиты меня уже не беспокоили — наверное, потому, что моя кровь была на их вкус слишком острой.

00:16:56 За то время, что я находился в Патне, Нараян Прасад стал моим самым лучшим другом. Как это часто происходит между друзьями, он захотел обязательно познакомить меня с одним из своих самых лучших друзей – одним врачом, работавшим в клинике рентгенологии. И вот, в один из дней, этот доктор пригласил нас к себе в офис, где, поприветствовав нас, усадил за стол. Не смотря на своё индусское происхождение, он был разочарован существующим предубеждением, направленным против низших каст и, в основном, по этой причине, перешел в ислам. Теперь он изучал Коран и принял новое имя – Мухаммед.

00:17:47 Продолжая воспринимать учение Бхагавад-гиты, он не желал отождествлять себя с религией, предвзято относящейся к людям по их происхождению. Я возразил ему: «Но в Гите нет и слова о дискриминации по происхождению. Многие величайшие святые индусы родом из низших каст. Бхагавад-гита учит, что мы — бессмертные души, а не материальные тела». Мы принялись вместе обсуждть истинные основы религии, проводя параллели между тем, что было сказано в Бхагавад-гите, Библии и Коране.

00:18:29 После этой беседы мы продолжали встречаться ещё и очень многое почерпнули друг у друга в этих разговорах, которые вели совершенно беспристрастно и без каких либо предубеждений. Он не пытался обратить меня в ислам, также и я не делал попыток переубедить его. Скорее, мы делились своими реализациями с взаимным уважением. В нашем диалоге я чувствовал милосердие свыше, каким-то образом исходившее из каждого великого священного писания, религии и от всех святых. Мне все больше и больше становилось ясно, что независимо от выбранного пути и от того, насколько узок был этот путь, искренняя преданность Богу, в более широком понимании является единственным способом преодоления распрей и разногласий в этом мире.

00:19:37 Сидя вместе с Нараяном Прасадом на берегу Ганги, спустя день после своего разговора с Мухаммедом, я спросил его: «Как так получается, что Вы с такой любовью относитесь к представителям другой веры в стране, где существует такой большой конфликт между двумя религиями?» Тепло улыбнувшись, он сказал мне кое-что такое, что я запомнил на всю жизнь: «Собака всегда узнает своего хозяина, во что бы тот ни был одет. Хозяин может носить робу, костюм с галстуком или вовсе быть голым, но его собака всегда узнает его. Если мы не можем узнать своего возлюбленного хозяина, Господа Бога, когда Он наряжен в другую одежду иной религии, — то мы по своему разуму меньше той собаки».

00:20:54 Поскольку я задержался у Рам-севаки Свами дольше запланированного, то в один из дней отправился пешком в офис службы иммиграционного контроля в Патне, чтобы попытаться продлить свою визу. Офис этот представлял собой ни что иное, как небольшой домишко из кирпича, в котором за столом сидел старый индус. Вряд ли в этом офисе существовала какая-либо картотека – большая часть документов и записей была сложена высокой грудой на столе чиновника и прямо на полу. Прежде чем отыскать бланк заявления, он рылся в этих грудах бумаги с четверть часа. Заполнив нужную форму, я передал ему свой паспорт. Он несколько мгновений изучал его, а затем невыразительным бюрократическим тоном заявил: «Ваша виза не может быть продлена сверх даты истечения срока действия».

00:21:58 Его слова просто лишили меня дара речи. Я не перенесу, если мне прийдется уехать из страны, которую я теперь воспринимал, как свою родину! Я умолял его снова и снова, но он упорно придерживался своего официального ответа. Казалось, нет никакой надежды. Я стал молиться.

00:22:27 В тот момент на стене позади него я увидел изображение Господа Рамы. Я смиренно обратился к служащему: «Вы знаете, сэр, в той стране, откуда я родом, едят коров!» Вытаращив глаза, он в изумлении раскрыл рот: «Что? Убивают священную корову? Какой ужас!» «Сэр, в той стране, откуда я родом, юноши и девушки зачастую живут вместе вне брака». Он неодобрительно покачал головой и прищелкнул языком: «Нецивилизованно». «Я не могу без содрогания говорить об этом, сэр, но в моей стране никто даже и не слышал имя Рамы».

00:23:25 Он не мог поверить своим ушам. Перегнувшись через стол, он схватил меня за руки: «Вы никогда не должены возвращаться туда, в такое ужасное место!» «Но если Вы не продлите мне визу, сэр, мне придется вернуться туда. Я приехал в Индию в поисках прибежища у Вашего возлюбленного Господа Рамы». Оттолкнув стул, на котором сидел, он подпрыгнул и заявил: «Я — преданный Рамы. Моя обязаннось — защитить Вас!» И с этими словами он проштамповал новую визу в моем паспорте.

00:24:22 По утрам в ашраме Рам-севаки Свами пятеро садху собиралось в храме для чтения на хинди рассказов о жизни Господа Рамы – «Рамаяны». Всё, что я мог понять – всего несколько знакомых слов, но Нараян Прасад пообещал мне, что после чтений он будет переводить мне все, о чем они говорят. В течение трех часов садху сидели, увлеченно слушая и эмоции переполняли их сердца. Иногда они покатывались от смеха, в другой раз плакали от радости или искренне горевали. Либо неподвижно сидели, замерев в тревожном ожидании, страхе или удивлении. Я весь извелся – так мне нетерпелось услышать эту историю, которая поражала их до такой степени. Когда закончилось обсуждение, я попросил Нараян Прасада: «Пожалуйста, расскажите мне все, о чем вы говорили».

00:25:29 Мы вышли прогуляться из храма и сели на берегу Ганги, где он и начал своё повествование. «Как-то утром, когда Господь Кришна был ещё маленьким ребенком, мать-Яшода кормила его грудью. И в это время она заметила, что горшок молока, оставленный на плите, выкипает, поэтому, положив малыша Кришну в безопасное место, она кинулась спасать убегавшее молоко.

00:26:04 Кришне пришлось не по нраву такое пренебрежительное отношение к себе. Чтобы показать, что наивысшим приоритетом всей жизни должно быть служение Богу, он продемонстрировал своё главное качество, с помощью которого он очаровывает своих преданных - проказливое непослушание. Он разбил глиняный горшок и стал есть масло. Затем, решив, что этого недостаточно, он перебрался в другую комнату и вскарабкался на самый верх деревянной ступы, в которой мололи зерна. Оттуда, с высоты, маленький Кришна мог дотянуться до большого глиняного горшка с маслом, подвешенного к потолку на веревках, чтобы ещё стянуть масла. Наевшись до отвала сам, он принялся кормить маслом обезьянок.

00:27:09 А тем временем, Яшода повсюду искала своего малыша. Выследив Его по масляным следам, она увидела, как он кормит обезьян, испуганно оглядываясь по сторонам. Она счастливо заулыбалась. Тихонько, на цыпочках, она подкралась к нему, но Кришна заметил мать и кинулся бежать. Преисполнившись материнской любовью, Яшода погналась за Ним вдогонку, пытаясь поймать Его. И Кришна, довольный, что завоевал такую любовь своей преданной, позволил ей схватить себя.

00:27:55 Его маленькое тельце дрожало от страха неминуемого наказания. Из глаз посыпались слезы, а с губ срывались мольбы о прощении. Он обещал больше никогда не воровать масло. Маме Яшоде нужно было переделать массу работ по дому и хозяйству, поэтому она хотела обезопасить своего непоседливого ребенка, попытавшись обвязать его шелковой веревкой вокруг талии и привязать к ступе.

00:28:30 Но веревка оказалась на два дюйма короче, чем нужно, поэтому ей пришлось надвязатьней ещё один кусок. Но и тут веревка оказалась короче ровно на два дюйма. Все её подруги гопи, постушки, приносили и приносили веревки. Но как они ни старались, веревка всегда оказывалась на два дюйма меньше, чем надо. Глядя, как Его мать не может сдержать улыбки обожания, а сама от усердия покрылась капельками пота, безуспешно пытаясь свяать его веревкой так, что цветы падали из её сбившихся волос, Кришна, наконец, согласился оказаться связанным её любовью. Этой своей игрой Кришна показывает нам, что, хотя он — Верховная Личность, под чьим контролем находится вся вселенная, он испытывает величайшее удовольствие, когда Его преданные связывают Его своей любовью.»

00:29:52 К моему удивлению, меня переполнило такое ощущение радости от этого бесхитростного рассказа, что я принялся умолять Нараяна Прасада рассказать мне дальше. «Но это все, о чем мы сегодня говорили», — просто ответил он. «Но вы говорили больше трех часов! Пожалуйста, расскажите еще». «Да мы больше ни о чем и не говорили».

00:30:21 На следующий день, взволнованный историей о маленьком Кришне и тем, как увлеченно и внимательно слушали лекцию преданные, я просто сгорал от нетерпения услышать продолжение. Едва закончилась лекция, мы с Нараяном Прасадом опять сели на берегу Ганги, и он опять ещё раз пересказал мне ту же самую историю о Кришне, ворующем масло. И сколько я ни упрашивал его, он не добавил больше ни слова. С озорной мальчишичей улыбкой он ответил: «Это всё, о чем мы говорили».

00:31:05 На третий день во время беседы все садху едва не дрожали от переполнявшей их чудесной радости и преданности. Сидя на берегу матери-Ганги, я взглянул на на моего переводчика, Нараяна Прасада, долгий и испытывающий взглядом: «Я должен услышать, о чем вы говорили сегодня». И он вновь рассказал мне ту же самую историю о Кришне, своровавшем масло, которую поведал мне прежде.

00:31:41 Жутко расстроенный, я спросил его: «Почему Вы так со мной поступаете? Каждый день вы разговариваете по три часа кряду, а то, что Вы мне пересказываете, занимает от силы десять минут. Зачем Вы обманываете меня?» «Но это, действительно, все, о чем мы говорили». Я почувствовал растущее раздражение: «Сегодня я слушал очень внимательно. Вы ни разу не произнесли слов „Кришна“ или „Яшода“. Я Вас очень, очень прошу, расскажите мне, пожалуйста!» Он улыбался, оставаясь спокойным: «Мы действительно обсуждали только то, как маленький Кришна ворует масло».

00:32:40 Мои глаза наполнились слезами: «Я что, такой недостойный, что мне не разрешено это слышать?» Видя, как я страдаю, Нараян Прасад смягчился. Он глубоко заглянул мне в глаза: «Увидав твои искренние слезы, я сейчас объясню тебе, в чем тут дело». Он помолчал некоторое время, а затем нарушил тишину: «В тот вечер, когда ты появился здесь, Рам-севака Свами видел сон. Ему явился Господь Рама и произнес эти слова: „Этот юноша — преданный Кришны, хотя ему это ещё не ведомо. Ни о чем другом не разговаривай с ним, кроме как о славе Кришны. Вриндаван станет местом его поклонения. Если ты расскажешь ему об этом, он все равно тебе не поверит. Но придет время, и он поймет“».

00:34:02 В тот момент, когда Нараян Прасад положил мне на плечо свою руку, казалось, даже воды Ганги потекли быстрее. Он старался успокоить меня, а в глазах у него стояли слезы: «Мой гуру, Рам-севака Свами, распорядился, чтобы я не говорил с тобой ни о чем, кроме Кришны. Я не должен говорить с тобой ни о ком другом, только о Кришне. Но я всю свою жизнь был преданным Рамы. И хоть Рама и Кришна являются одной и той же Верховной Личностью, которая приходит в разных формах в разные времена, но единственной историей, которую я знаю о Кришне должным образом, является та самая, в которой говорится, как Он своровал масло».

00:34:56 Он потянулся к своей сумке и достал из нее репродукцию с изображением маленького Кришны, тайком ворующего масло, и вручил её мне. Она очаровала моё сердце, но все же я не мог уяснить себе, что же он сказал. Я должен был поклоняться Кришне и это должно произойти в месте, именуемом Вриндаван. Так как я ничего не понял, то и не придал этому большого значения. Всё, что я знал тогда, — только то, что собирался вернуться к своим гималайским пещерам.

00:36:44 Очарованный мягкостью и доброжелательностью Рам-севаки Свами и его последователей, я провел в его ашраме несколько недель. В день своего отъезда я пришел к Свами и поклонился ему, прося благословений. Он обязательно хотел сделать мне какой-нибудь подарок, но что он мог предложить? Оглядевшись по сторонам, он заметил свой собственный посох и вручил его мне, улыбаясь сквозь слезы. Я приисполнился благодарности. Хотя этот посох представлял собой ни что иное, как обыкновенный сук, отломленный от дерева, то был дар любви, значивший для меня гораздо больше, чем все благосостояние мира.

00:36:35 Я с восторгом принял сей священный дар и он радовался, видя мой пыл. Прерывающимся от волнения голосом он стал говорить, а Нараян Прасад переводил мне его слова: «В Священном Писании говорится, что посох преданного – это посох милосердия, хранящий от самых больших опасностей». Этому посоху суждено было стать моим постоянным спутником.