Подвиг Астики

Москва, Художественная литература - 01 January 1974
аудиокнига для практикующих из раздела «Шастры и духовные писания» со сложностью восприятия: 4
длительность: 00:21:56 | качество: mp3 64kB/s 10 Mb | прослушано: 628 | скачано: 985 | избрано: 13
Прослушивание и загрузка этого материала без авторизации на сайте не доступны
Чтобы прослушать или скачать эту запись пожалуйста войдите на сайт
Если вы еще не зарегистрировались – просто сделайте это
Как войдёте на сайт, появится плеер, а в боковом меню слева появится пункт «Скачать»
Меж тем не смолкали заклятья, моленья, Так жертвы стремились в огонь истребленья. Алтарь справедливое пламя возвысил, Чтоб змей сосчитать, не хватило бы чисел, Ползли, и ползли, и ползли миллионы, - Сменялся потоком поток истребленный. Он корчился в пламени, род ядовитый, И Васуки вскоре остался без свиты. Унынье змеиным царем овладело. «Сестра! - застонал он. - Горит моё тело, Трепещет душа, и колеблется разум, Я гибну, покорный священным приказам, Весь мир говорит о конце моем скором, Не вижу я света блуждающим взором, Уже разрывается сердце на части, И сам над собою не чувствую власти, Готов я, с моими подвластными вместе, Низринуться в пламя пылающей мести. Ты видишь, я гасну, дрожа и стеная. Поведай же милому сыну, родная, Что он упованье моё и спасенье, Что он, только он прекратит всесожженье!» И сыну сказала тогда Джараткару: «Иди, отврати беспощадную кару». Воззвал к нему Васуки: «Астика милый, Ты видишь, лишился я воли и силы, Не вижу, не знаю, где стороны света, Молюсь я творцу - и не слышу ответа». Племянник ответил несчастному змею: «Теперь успокойся. Твой страх я развею. Спасу я от пламени пышущей мести Творенья, что преданы правде и чести. Да будет погибель одним лишь виновным, Не должно возмездию быть поголовным. Иду я, борьбу объявляя насилью, Огонь задушу я водою и пылью». Отправился Астика, юный годами, Туда, где огонь пламенел над садами. Увидел он дивное место обряда, Вокруг широко простиралась ограда, Увидел жрецов и скопленье народа, Увидел он издали, стоя у входа, Как змей обреченных ползли миллионы, - Алтарь привлекал их, огнем озаренный, Единые в счастье, различны в несчастье, Ползли и в огне распадались на части. Впилось в его сердце страдания жало, Но мальчика стража тогда задержала. Стремясь Джанамеджаи дело исправить, Решил он сожженье стихами восславить. Дошел до народа, жрецов и владыки, Услышал алтарь и огонь грозноликий, Который горел средь равнины безбрежной, Мальчишеский голос, могучий и нежный: «О царь, чья прославлена всюду отвага, Жрецы, что живут для всемирного блага, Огонь, что блестит, как луна и созвездья, - Творите вы славное дело возмездья. Но знайте, существ совершая сожженье, Что жизнь есть несчастье, что жизнь есть мученье. Возможно ль злодейство убить самовластьем? Возможно ли горем бороться с несчастьем?» «Сей мальчик, - сказал властелин удивленный, - Умен, как мудрец, сединой убеленный. Быть может, не мальчика слышим призывы, Быть может, то старец пришел прозорливый. У брахманов ныне прошу разрешенья: Его допустите к обряду сожженья. Он мальчик, но знанием равен он старым. Его одарю я каким-нибудь даром». Ответили брахманы словом единым: «Жрецов почитать надлежит властелинам. Хотя он и мальчик, познал он законы. Почета и славы достоин ученый. За мудрость его мы допустим к обряду. Пусть примет, какую захочет, награду. Чудесного мальчика, царь, одари ты, Лишь явится Такшака, змей ядовитый». Хотел было царь молвить мальчику слово: «Не жаль для тебя мне подарка любого», - Но жрец-возглашатель, в душе недовольный, Сказал: «Не спеши ты, о царь своевольный! Еще в наше пламя, живому враждебный, Не ринулся Такшака, змей непотребный». Сказал Джанамеджая: «Гимны возвысьте, К погибели Такшаку-змея приблизьте». Жрецы отвечали: «Открылось нам в гимнах, В сверкании пламени, в угольях дымных, Что прячется Такшака гнусный вне дома, В обители Индры, властителя грома». И брахманы, сильные мощью познанья, Усилили гимны, мольбы, заклинанья, И пламя, хранимое вечным законом, Почтили, насытили маслом топленым. Внезапно увидели: по небу мчится, Сверкая, громами гремя, колесница. То Индра летел, окружен облаками, Небесными девами, полубогами. Летел он, жрецов услыхав призыванья, Летел он, а в складках его одеянья, Где тучи простерлись могучим размахом, Змей Такшака прятался, мучимый страхом. Сказал повелитель, о правде радея: «Жрецы, если Индра скрывает злодея, То в чистое пламя пылающей мести Вы Индру низвергните с Такшакой вместе». Жрецы отвечали: «О царь, погляди-ка, Внимает нам грома и молний владыка. Святых заклинаний и он побоится! Смотри, удалилась его колесница, Он выпустил змея, тобой устрашенный. Ты слышишь ли Такшаки вздохи и стоны? Лишился он силы от наших заклятий, Он в пламя летит, что гудит о расплате. Ты видишь ли змея предсмертные корчи? Он крутится в воздухе, будто от порчи, По тучам он катится, как по ступеням, Шипит он могучим и страшным шипеньем, Сейчас он погибнет, сгорит в униженье, - Как должно, проходит злодеев сожженье, Теперь, повелитель, сдержи своё слово И брахмана ты одари молодого». Сказал Джанамеджая: «Гость безобидный, По-детски невинен твой лик миловидный! Чего ты желаешь? Мне будет нетрудно Отдать даже то, что отдать безрассудно. Что выбрал ты сердцем, мудрец несравненный? Скажи мне, я дам тебе дар вожделенный». Над жертвенным пламенем Такшаки тело, Как пламя, уже извивалось, блестело, Уже нечестивец, покинут сознаньем, Готов был упасть, побежден заклинаньем, Но Астика вскрикнул с мальчишеским жаром: «О царь, лишь одним одари меня даром, - Сожженья обряд прекрати поскорее, И пусть в это пламя не падают змеи!» Сказал повелитель, весьма огорченный: «Огонь да не гаснет, для блага зажженный! О праведник, просьба твоя тяжела мне. Возьми серебро, драгоценные камни, Тебе, может, золота множество надо, Священных коров я отдам тебе стадо, Но только для змей ты не требуй прощенья, Не требуй святого огня прекращенья!» Слова мальчугана в ответ зазвенели: «О царь, золотых не хочу я изделий, Камней, серебра и коров мне не надо, Хочу одного: прекращенья обряда. Ты видишь: заклятьям всесильным подвластны, Уже устремляются в пламень ужасный Не только убийцы, лжецы, лиходеи, Но также и добрые, честные змеи». Взглянули жрецы и властитель державы, Увидели: змеи - двуглавы, треглавы, Одни - о семи головах, а другие - Безглавые, пестрые кольца тугие, Одни - словно гордые горные цепи, А те - словно долгие, душные степи, Свиваясь хвостами, сплетаясь телами, Шипя, низвергались в безгрешное пламя. Различны они становились в несчастье, Пылающий яд источали их пасти, Пылал он, вливаясь в огонь справедливый, Где меркли горящего яда извивы. За этими гнусными змеями следом, За сыном отец и внучонок за дедом - Невинные змеи стекались в печали, Лишенные жала, гореть начинали! А в воздухе ясном над жаркой равниной, Над этой великою смертью змеиной, Змей Такшака, мучимый страхом сожженья, Не падая в пламя, повис без движенья. Хотя беспрерывно лилось возлиянье, Хотя бушевало святое пыланье, Хотя он и был у заклятья во власти, Хотя и стремился он к огненной пасти, - Застыл он без воли, застыл он в безумье, И вот властелин погрузился в раздумье. Спросил он, могучий в деяниях битвы: «Ужель недостаточны ваши молитвы, «Ужель недостаточны ваши стремленья, Чтоб Такшаку ввергнуть в огонь истребленья?» Сказали жрецы. «Это Астики сила Падение Такшаки остановила, «Стой, стой!» - он сказал, повторив троекратно: Заклятье жреца стало Такшаке внятно. Боязнь охватила безумного змея, Он в воздухе ясном застыл, каменея, Как путник, которому всюду преграда, Когда он стоит средь коровьего стада. Сказал Джанамеджая, царства блюститель: «Друзья мои, местью насытился мститель. Да будет исполнено Астики слово, Оно - милосердного дела основа. Отныне мы змеям даруем прощенье, Великое мы прекращаем сожженье. Но в память о пламени, нами зажженном, Но в память об Астике дваждырожденном, Который нам путь указал к милосердью, - Пусть в воздухе ясном, под синею твердью, Змей Такшака злобный до сумрака стынет, Пока его ветер полночный не сдвинет!» Когда раздалось повеленье владыки, Восторга и счастья послышались клики, Послышались громкие рукоплесканья Всего озаренного благом собранья. Жрецы, насладившись деянием правым, Огонь прекратили согласно уставам. Сказали: «Ты, Астика, твердый в решенье, Свершил величайшее в мире свершенье, Свершенье любви, милосердия, блага, И в этом и сила твоя и отвага, Ты - Астика, ты - Существующий Вечно, Затем, что свершенье твоё - человечно!» Все были довольны: жрецы, и правитель, И Астика праведный, змей избавитель. Пришел он домой, завершив своё дело. Змеиное племя теперь поредело. Объятые страхом легли, цепенея, Вкруг Васуки - скорбного, дряхлого змея. Пришел избавитель, настало волненье, И радость разрушила оцепененье. Подвижника Васуки мудрый восславил: «О ты, кто от гибели близких избавил, О ты, кто пришел, чтобы кончилась кара, - Скажи нам, какого желаешь ты дара?» Подвижник ответил такими словами: «Хочу я, чтоб страха не знали пред вами. Хочу, чтобы в память о радостном чуде Познали веселье великое люди. Да будет в сердцах человечьих отрада И пусть не боятся змеиного яда!» Ответили Астике змеи согласно: «О праведник, то, что сказал ты, прекрасно. Пусть люди запомнят одно изреченье И скажут потомкам своим в поученье. Кто скажет заклятье, тот станет сильнее, Чем самые злые, кусливые змеи: «Подвижник с душою, для блага раскрытой, Да будет мне Астика верной защитой, Несчастных, страдающих друг постоянный, Да будет мне Астика верной охраной, Он - Астика, он - Существующий Вечно, Затем, что деянье его - человечно!» О добрые люди, пусть этим рассказом Насытятся чистое сердце и разум. Кто выслушал этот рассказ от начала, Не будет бояться змеиного жала. Начнем его снова рассказывать людям И страха пред змеями ведать не будем. Сожжения змей вы прочли описанье, На этом кончается наше сказанье.